Маршалл: Не кажется ли вам все это чрезвычайно сложным делом, инспектор? Для меня, по крайней мере, это кажется совершенно смешным. Почему бы преподобному Лайонелу Лоусону просто не убить своего брата самому?
Судья: Мой долг напомнить обвинителю, что это не преподобный Лоусон находится под судом, и невозможно свидетелю ответить на вопрос в том виде, в котором он был сформулирован.
Маршалл: Спасибо, милорд. Свидетель, пожалуйста, объясните суду, почему, по вашему мнению, преподобный Лоусон, если предположить, что он ответственен за смерть брата, не совершил убийство значительно более простым способом?
Морс: На мой взгляд, сэр, две вещи были абсолютно необходимы для преподобного Лоусона. Первая – его брат должен умереть. Это дело, с которым он мог, возможно, справиться в единоличном порядке, если бы попытался. Но вторая настоятельная необходимость была много сложнее, и он никогда не смог бы справиться сам, как бы ни старался. Он должен был иметь кого-то, кто был готов идентифицировать покойника, и кто также был готов немедленно исчезнуть с Оксфордской сцены. Поясню, сэр, почему я думаю, что это так и было. Филипп Лоусон был известен нескольким людям, в том числе ответчице, как брат Лайонела Лоусона. Так что если бы он был идентифицирован как человек, которого часто видели и в доме священника, и в церкви, и так далее, было бы только вопросом времени, прежде чем полиция обнаружила бы их родство. И стали бы быстро известны и другие факты, такие как попытка Лайонела Лоусона лишить жизни брата однажды – ножом – своего младшего брата. Розыск очень быстро пошел бы в правильном направлении, и практически не вызывает сомнений, что подозрение пало бы на преподобного Лоусона. Как я уже сказал, сэр, было абсолютно необходимо не только, чтобы Филипп Лоусон умер, но и чтобы он был ошибочно идентифицирован. Как Суд теперь знает, он действительно был ошибочно идентифицирован – в роли Гарри Джозефса; а сам Гарри Джозефс исчез со сцены, хотя, как оказалось, он не исчез очень далеко. В ту же ночь он переехал в квартиру на верхнем этаже Мэннинг-террас, 14B, и он жил там до своей смерти. Он унес одежду Филиппа Лоусона из церкви и, несомненно, идея была в том, что он должен был ее уничтожить. Но по разным причинам Джозефс ее не выбросил.
Маршалл: Перед тем, как перейти к вашим доказательствам, инспектор, я должен спросить, по вашему мнению, были ли отношения ответчика с Джозефсом каким-либо образом более – скажем? – более интимными, чем просто предоставление ему жилья?
Морс: Нет.
Маршалл: Вы знаете, без сомнения, из показаний в Суде ранее опрошенных свидетелей, о нескольких визитах Джозефса на Мэннинг-террас прошлым летом?
Морс: Да, сэр.
Маршалл: И, по-вашему, эти визиты носили чисто – э…э – чисто социальный характер?
Морс: Это так, сэр.
Маршалл: Пожалуйста, продолжайте, инспектор.
Морс: Я думаю, что по идее Джозефс должен был оставаться там, где он был, до тех пор, пока пыль не осядет, а затем сразу исчезнуть из Оксфорда куда-нибудь. Но это опять только догадки. Не вызывает сомнений и то, что он очень скоро узнал, что преподобный Лайонел Лоусон покончил с собой.
Маршалл: Я извиняюсь, что прерываю вас снова, но, по вашему мнению, к этой смерти, по крайней мере, покойный Джозефс вообще не мог иметь никакого отношения?
Морс: Это так, сэр. Новость о смерти Лоусона, как я считаю, была большим шоком для Джозефса. Он, наверное, думал, что в мире что-то пошло не так. В частности, он, наверное, думал много раз не оставил ли Лоусон записку и, если да, то не обвинил ли в записке себя и других. Несмотря на это, однако, Джозефс был зависим от Лоусона. Именно Лоусон организовал его нынешнюю шкуру, и именно Лоусон должен был устроить его предстоящий отъезд из Оксфорда. Но теперь он был сам по себе, и он должен был чувствовать себя все более изолированным. Но опять это догадки. Очевидным является то, что он начал выходить в Оксфорд впервые в зимние месяцы. Он носил старую одежду Филиппа Лоусона – грязную шинель, застегнутую до шеи; он носил темные очки; он отрастил бороду; и он обнаружил, что может существовать совершенно анонимно в фоновом режиме Оксфорда. И примерно в это же время, я думаю, он начал понимать, что теперь только один человек точно знает, что произошло в ризнице в сентябре. Этим человеком был Пол Моррис, – человек, который украл его жену, человек, который, вероятно, будет жить с ней после окончания контракта со школой, и человек, который получил наибольшую материальную выгоду от всего этого. На мой собственный взгляд, кстати, сэр, Пол Моррис, возможно, не так уж и стремился сбежать с миссис Джозефс, как это все считали. Но сам Джозефс не мог иметь ни малейшего представления об этом, и его ненависть к Моррису росла, как и его ощущение власти. Пол Моррис лишил его жены, и он решил, что вправе лишить его ребенка. У него была способность к подобным действиям – как известно он был капитаном Королевской морской пехоты. Под тем или иным предлогом Джозефс смог организовать встречу с Полом Моррисом в Сент-Фрайдесвайд, где он убил его и спрятал его тело, хотя, вероятно, в тот момент, не на крыше башни. Помните, что ни одного ключа не нашли в одежде убитого в ризнице человека; и ясно, что Джозефс сохранил их для себя, и поэтому смог использовать церковь для убийства Пола Морриса и его сына Питера. Мало того, он был вынужден использовать церковь. Он был отстранен от вождения, и, лишенный прав, конечно, не мог даже арендовать автомобиль. Если бы у него был автомобиль, он, вероятно, избавился бы от тел в других местах; и в этом отношении, по крайней мере, он был жертвой обстоятельств. Позже в тот же день он также договорился встретиться с Питером Моррисом, и не может быть никаких сомнений в том, что мальчик был убит также в Сент-Фрайдесвайд. Я уверен, что его первой мыслью было скрыть оба тела в склепе. Все должно быть, казалось, достаточно безопасным, до склепа на кладбище всего лишь около пятнадцати ярдов или около того от южной двери. Но потом кое-что произошло. Когда он нес тело Питера вниз, ступенька лестницы подломилась и Джозефс, должно быть, не решился повторить процесс с гораздо более тяжелым телом; поэтому он изменил свои планы и перенес тело Пола Морриса на крышу башни.