Стук ведра вернул его воздушные замки на землю. Что за причина могла быть у Морриса для поворота зеркала под таким невероятным углом, во время исполнения последнего гимна? Забудь это! Он повернулся на гладкой скамейке и посмотрел на синюю штору. Уборщица, судя по всему, уже собирала вещи, а он еще не прочитал остальные статьи. Но прежде чем он вернулся к ним, его ум снова расправил крылья и его мысли полетели легко, как чайки над обрывом. Да, синяя занавеска у органа. Он сам был человеком чуть выше среднего роста, но даже кто-то на три или четыре дюйма выше него, был бы довольно хорошо скрыт за этой занавеской. Затылок будет немного виден, но больше ничего; а если Моррис был человеком невысоким, то был бы скрыт почти полностью. Насколько в действительности певчие и прихожане были увлечены молитвами? Что если органиста… возможно, Морриса не было у органа вообще!
Он спустился по алтарным ступеням.
– Не возражаете, если я возьму на время эти статьи? Я, конечно, обещаю вернуть их вам обратно.
Она пожала плечами. Казалось, случившееся мало ее заботило.
– Боюсь, я не знаю, вашего имени, – начал Морс, но тут невысокий мужчина средних лет вошел в церковь и направился к ним.
– Доброе утро, мисс Роулинсон.
Мисс Роулинсон! Одна из свидетелей на следствии. Ну-ну! И человек, который только что пришел, несомненно, был Моррисом, другим свидетелем, ибо он уже сел у органа, где нажал несколько переключателей, после чего за скрытым властным жужжанием последовала серия грубых басовитых вздохов, будто сквозь прибор ломанулся ветер.
– Как я уже сказал, я могу принести их, – сказал Морс, – или отправить по почте. Мэннинг-роуд, 14, кажется?
– Мэннинг-террас.
– О да, – Морс улыбнулся ей добродушно. – Боюсь, память не та, что была. Говорят, мы теряем около 30 000 клеток головного мозга в день, после того, как нам стукнет тридцать.
– Как хорошо, когда у вас их много, чтобы было с чего начинать, инспектор.
В ее пристальном взгляде, возможно, был слабый намек на насмешку, но беспечная веселость Морса не вызвала у нее никакой ответной реакции.
– Я просто должен перекинуться парой слов с Полом Моррисом перед…
– Это не Пол Моррис.
– Простите?
– Это мистер Шарп. Он был заместителем органиста, когда Моррис работал здесь.
– А мистера Морриса больше здесь нет? – медленно сказал Морс.
Она покачала головой.
– Вы знаете, куда он уехал?
Опять ему показалось, что в ее глазах мелькнули некоторые сомнения.
– Н… нет, я не знаю. Он, вероятно, покинул город. Он оставил работу в прошлом октябре.
– Конечно, он должен был…
– Он оставил также и свою работу в школе и, ну, он просто уехал.
– Но он должен был…
Она взяла ведро, готовясь уйти:
– Никто не знает, куда он уехал.
Но Морс почувствовал, что она лжет.
– Это ваша обязанность, сказать мне, знаете ли, если у вас есть какие-либо идеи вообще. Куда он мог отправиться?
Теперь он говорил со спокойной властностью, и румянец покрыл щеки женщины.
– Это… ничего особенного на самом деле. Только то, что он… он уехал в то же время, как и кое-кто другой. Это все.
– Наверное, будет совсем нетрудно сложить два и два вместе?
Она кивнула:
– Да. Видите ли, он покинул Оксфорд на той же неделе, что и миссис Джозефс.
Морс вышел из церкви и пошел перекусить.
– Один кофе, пожалуйста, – сказал он девушке, праздно развалившейся у кассы.
– Если вы спуститесь вниз, то одна из официанток вас обслужит.
– Ох…
Это дело его не касалось, это чужое дело.
Он сидел и смотрел рассеянно в большое окно, на котором сейчас появились крапинки дождя, и наблюдал за людьми, бредущими вдоль Корнмаркет. Сразу напротив него была видна ограда церкви Сент-Фрайдесвайд, с заостренными, окрашенными в черный цвет перилами, на которые неуверенно опирался бородатый, с влажными волосами бродяга, бутылка с каким-то напитком свободно висела в его левой руке.
– Делайте заказ, пожалуйста, – это была та же самая девица.
– Вы только что его слышали, – огрызнулся Морс.
– Простите, сэр…
– Забудь об этом, милочка.
Он встал и перешел через улицу.
– Как дела, брат?
Бродяга настороженно глянул на Морса сквозь нелепые солнцезащитные очки – неожиданный интерес к его личности был, видимо, довольно необычным явлением.
– Вы не подкинете мне на стаканчик чая, дядя?
Морс вложил пару десятипенсовиков в удивительно чистую руку.
– Ты обычно здесь стоишь?
– Не-а. Обычно за Брейзнос-колледжем. Какое это имеет значение?
– Много хороших людей приходит в церковь, как ты думаешь?
– Временами приходят.
– Ты знаешь здешнего священника?
– Не-а. Сказал, чтоб я сматывался, вполне возможно, что этот. Хотя, знал другого. Реальный джентльмен он был, дяденька. То пускал к себе на ночлег, а то давал реально сытно поесть.
– Это был тот, который умер?
Бродяга подозрительно посмотрел на Морса сквозь темные стекла и сделал глоток из бутылки.
– Христосе, и вы тоже про то же, мистер.
Он оторвался от перил, двинулся по направлению к Карфакс, и был таков.
Морс снова пересек дорогу, теперь в обратном направлении, прошел мимо закусочной, мимо магазина велосипедов, мимо кинотеатра, затем повернул налево к Бомонт-стрит. Мгновение он колебался между Эшмолианом, напротив и справа от него, и отелем «Рэндольф», сразу налево. Это была несправедливая конкуренция.
В коктейль-баре отеля было уже полно жаждущих, так что Морс довольно нетерпеливо ожидал, пока группа американцев разберется со своими джинами и тониками. На буфетчице было платье с низким вырезом, и Морс заглянул в него, когда она, наконец, с очаровательным безразличием перегнулась через пивной насос, протянув ему заказ. Она была слишком молода, – вероятно, не более двадцати лет, а у Морса уже оформилось мнение, что мужчин влечет к женщинам примерно своего возраста – ну, плюс-минус десять лет или около того, в любом случае.